Анатолий Радов - Нулевая область [СИ]
Макс пожал плечами и тоже выпил. В голове зашумело сильнее, и глаза стали слипаться.
— Вроде какого-то… — Макс запнулся и вновь пожал плечами. — Хер его знает. Ничего в голову не идёт.
В сенях послышались громкие шаги. Макс поднял голову, и уже через секунду увидел деда.
— Вот и мяско, — радостно сообщил дед, ставя на стол тарелку, на которой горкой были наложены поджаренные кусочки. Макс заметил на ободке тарелки надпись «общепит» Тарелки с такой надписью имелись в наличии и у его матери, и у бабки были. А ещё ложки, вилки, солянки. Видимо в те времена, скомуниздить что-нибудь из столовой было чем-то вроде народного хобби.
Дед осуждающе покачал головой.
— Эх-эх. Вы б её окаянную лучше б в землю-то повыливали. Одни беды от неё. Я вот до гула этого тоже выпивал. И крепко выпивал. Да у нас тут все крепко выпивали, — он махнул рукою. — Разве что беременные воздерживались, да и то не всегда. А потом, когда с нами это случилось, так необходимость в этой дряни сама собой отпала. Как будто в нас что-то вдруг поменялось.
— Завтра повыливаем, — согласился Макс. — А пока давай, — он посмотрел на друга. — Не жалей эту гадость.
— Понял, — кивнул Пашка и наполнил кружки. Потом вытащил помятую пачку, и сорвав с неё целофанку, бросил на стол.
— А вот это нет, — нахмурясь, сказал дед, и взял пачку своей большою ручищей. — Привыкайте без этого. Всё равно придётся.
— Да как же, Егорыч? — пьяно спросил Пашка. — Отдай, чё ты?
Егорыч сжал ладонь.
— Обойдётесь. На мясо лучше налегайте.
Макс рассмеялся.
— Всё, Пашок, — сказал он сквозь смех, беря с тарелки поджаристый кусок мяса. — Кончилась лафа. Привыкай к новым порядкам.
— Ну, блин, — недовольно буркнул Пашка, но бунтовать не стал, а молча выпил и тоже потянулся к еде.
Съев по четыре куска, они выпили ещё. Пашка громко рыгнул.
— Спасибо, Егорыч, — промямлил он, заплетаясь. — От пуза.
— Да не за что, — проговорил дед, глядя на хмельного Пашку. — Тебе б уже пора и на боковую, языком еле ворочаешь. Давай-ка, поднимайся.
— Не-а, не хочу, — Пашка покачал головой.
— Поднимайся-поднимайся, — голосом не терпящим возражений сказал дед. — Сказано, пора на боковую.
Пашка нехотя поднялся, упираясь обеими руками в стол. Его здорово качало, и он глупо улыбался.
— Пошли-пошли, — сказал дед, и развернувшись, не дожидаясь когда Пашка сповадится сказать что-то в ответ, направился в зал.
Пашка только пожал плечами, с надеждой посмотрев на Макса, но Макс махнул рукой.
— Иди. Тебе и правда пора рубиться.
— Ну, блин, — снова буркнул Пашка, и качаясь, поплёлся вслед за дедом. Макс остался за столом, погружаясь в полупьяные размышления. Мысли текли спокойно, даже вяло, и совсем не хотелось думать о сегодняшнем дне. Он стал вспоминать вчерашнюю торговлю, но тут же усмехнулся. Ни к месту и не ко времени были такие мысли, и он просто стал разглядывать кухоньку. Выглядела она по-деревенски скромно, точна такая кухонька была у его бабульки. Стол, табуреты, старый сервант у дальней стены, и допотопная газовая плита. До полной картины не хватало только красного газового баллона и старого, с подратыми ушами кота, трущегося об ноги, в надежде на кусочек чего-нибудь вкусненького. Он попытался вспомнить, как звали бабулькиного кота, и к удивлению ответ пришёл мгновенно.
— Пушок. Точно — Пушок. Надо же, какие бесполезные и несущественные вещи так чётко прописаны в моём мозгу. На фига? — Макс пьяно улыбнулся.
Дед вернулся через пару минут.
— Уложил, — сказал он, садясь за стол.
— Ты скажи честно, Егорыч, — Макс посмотрел деду в глаза. — Мы здесь что, навсегда застряли?
Дед пожал плечами.
— Не знаю. Но никто ещё отсюда из наших не выбирался.
— Но ведь мы как-то к вам попали? Может что-то изменилось? Как раз вот сейчас, взяло и изменилось.
— Изменилось, — сказал дед, слегка нахмурившись. — В этом ты прав, Максимка. Вот только я насчёт ограды, тумана то бишь, не знаю. Я про другие изменения знаю, — брови деда едва не наползли на глаза, отчего взгляд стал злым и холодным. — Новые твари объявились, дней десять назад. Чёрные, бесформенные какие-то, как тени, ей-богу. Передвигаются бесшумно, летают как бы, и наших неделю назад двоих убили. А как с ними бороться, мы не знаем. С краками можем, зелёные нас не трогают, а с этими, — дед вздохнул. — Но может в нас что-то новое появится?
— Что новое? — не понял Макс.
— Тебе тоже пора, — сказал дед. — Завтра договорим, куда нам спешить, верно?
— Верно, — Макс медленно поднялся. — Но я не верю, понимаешь Егорыч? Я не хочу верить. Мне нужно обратно, здесь мне зачем? У меня там работа, жена, друзья… — Макс запнулся. Единственный его друг был, по правде говоря, здесь, какой-никакой, а друг.
— Понимаю-понимаю, — закивал Егорыч. — Оно, конечно же, вот так тяжело. Я бы сам не знаю даже, как такое принял. Так ты говоришь, у вас там уже коммунизм не строят? — вдруг спросил он, с интересом глядя на Макса.
— У нас там вообще уже ничего не строят, только разрушают, — пробурчал Макс и усмехнулся. — Может у вас тут и лучше?
— Это плохо, — покачал головой Егорыч. — Разрушать оно легко, тут каждый мастер. Что разве совсем ничего не строят?
— Супермаркеты строят. Это магазины такие большие. Ну и церкви. Хотя это одно и тоже.
— Церкви это хорошо, — дед махнул рукою. — Вера она нужна, без неё тяжело. Вот ты веришь?
— Нет, — Макс улыбнулся. — Разве только в себя.
— Ну, и то хорошо, — одобрительно кивнул Егорыч. — Во что верить — это не важно. Главное, верить.
— Угу. Хоть в чёрта, что ли? Или может в водку вот эту? — буркнул Макс и, взяв непочатую бутылку, легко открутил крышку и выпил из горла, сколько ещё могло в него влезть. Он не хотел сейчас лежать и думать, как он иногда любил там, дома. Он хотел вырубиться, чтобы больше ни одной мысли на сегодня. На сегодня хватит думать, сказал он себе.
Поставив бутылку на стол, он плетясь за дедом, прошёл качаясь через зал в маленькую спальню.
— Кровать широкая, поместитесь, — сказал дед, поправляя Пашкину ногу, которую тот во сне умудрился положить чуть ли не поперёк. Пашка что-то зло пробубнил во сне и снова мирно засопел.
— Поместимся, — устало пробормотал Макс. Ударная доза алкоголя быстро потянуло его в забытьё. Он сбросил кроссовки и сел на краешек кровати.
— Всё равно я не верю, Егорыч, — тихо проговорил он. — Это ведь сон?
— Сон, сон, — в тон ему повторил Егорыч. — Спи давай. Утро оно сам знаешь, вечера мудренее.
Макс лёг и прикрыл глаза. Перед глазами от усталости и некачественного спирта мелькали разноцветные круги, но они быстро потускнели, монотонный шум в ушах стал усиливаться, и Макс быстро и без усилий провалился в бездонную яму хмельного сна.
